Шпион, который вернулся в холод

Анатолий Маркович Гуревич ведет обычную жизнь пенсионера. Смотрит телевизор и читает газеты, пьет кофе, приготовленный заботливой супругой, хворает при перемене погоды. Кроме того, у него много друзей и имеется большой, постоянно пополняющийся архив. Соседи по дому в тихой Сосновке, здороваясь с ним, не подозревают, что этот приветливый старичок - одна из самых загадочных фигур в тайном противоборстве СССР и фашистской Германии. Его называли нашим агентом №1 времен Второй мировой войны.

За рубежом о петербургском пенсионере написаны десятки книг и сотни статей. В 26 лет Кент (псевдоним разведчика) возглавил резидентуру в Бельгии и, действуя под боком у немцев, исправно снабжал Москву ценнейшей информацией. Еще в марте 1940 года он сообщил о подготовке гитлеровцев к нападению на Советский Союз, а осенью 41-го информировал Центр о планирующемся наступлении противника на Кавказ и Сталинград.

A.M. Гуревич родился в 1913 году. После окончания семилетки работал на заводе, в штабе ПВО Нарвского района, одновременно учился на рабфаке и в институте Интурист. В 1937 году добровольцем уехал в Испанию, где служил в звании лейтенанта республиканского военно-морского флота. Вернувшись на родину, стал работать на военную разведку. С 1939 года - за границей (в Бельгии, потом во Франции). Действовал под маской богатого уругвайца Винсенте Сьерра, возглавлял крупное торгово-закупочное АО "Симекско". . В Москве его знали под псевдонимом Кент.

10 ноября 1942 года арестован и до конца войны удерживался гестапо. В 1945 году вернулся в Москву вместе с завербованным высокопоставленным эсэсовцем и важными документами. Прямо на аэродроме задержан органами НКВД и впоследствии осужден. Тюремное заключение отбывал дважды: в 1945-55 и 1958-60 гг. Полностью реабилитирован только в 1991 году (кстати, первыми сообщили об этом "Известия"). После освобождения трудился на комбинате "Росторгмонтаж", занесен в Книгу почета предприятия. Активно работал в Советском комитете ветеранов войны, был составителем сборников воспоминаний "Ленинградцы в Испании".

До 90-х годов никто из сослуживцев, друзей и родственников не знал о его прошлом. Сейчас интерес к судьбе А.М.Гуревича привлекли дважды показанный ОРТ документальный фильм "Кент и Маргарита" и книга петербургского военного историка, академика С.Н.Полторака «Советский разведчик Кент, или Большая ложь о "маленьком шефе"».

Жизнь Кента насыщена событиями и встречами, он руководил процветающим акционерным обществом и на подлодке тайком пересекал Гибралтарский пролив. Ему объявлял благодарность Сталин и вручал награду Буденный. Его лично допрашивали шеф гестапо Мюллер и глава "Смерша" Абакумов. Он пил шампанское с Эдит Пиаф и сидел в одной камере с генералом Власовым. Арестованный, он был вынужден вступить в радиоигру и провел ее так виртуозно, что не только не выдал ни одного из товарищей, но и завербовал, склонив к бегству в СССР, своего шефа-гестаповца. Про него говорят: опубликуй Анатолий Гуревич воспоминания - и слава вымышленного Штирлица померкнет перед судьбой реального Кента.

"Большая игра" в кавычках и без них

Мемуары - жанр своеобразный. Этакое разливанное море субъективизма. Особенно в столь специфической сфере как разведка, где истина всегда скрывалась за семью печатями. Наглядный пример - книга бывшего соратника Кента Леопольда Треппера "Большая игра", изданная сначала в Европе, потом у нас. Ее испанский перевод автор снабдил лихим подзаголовком: "Воспоминания шефа советского шпионажа в нацистской Германии".

- Анатолий Маркович, кто назвал Треппера "большим шефом"? Гестапо?

- Он сам себя так окрестил. Гестапо тут ни при чем. Я впервые услышал это "имя" в ноябре 42-го, когда немцы устроили мне очную ставку со связистом бельгийской резидентуры Германом Избутским. Тот заявил: «Я вижу перед собой Кента, "маленького шефа"». Следователь спросил: «А кто же является "большим шефом"?» - «Жан Жильбер, который живет сейчас в Париже». Это было еще до ареста Треппера. (Необходимое пояснение: после вынужденного отъезда Треппера в Париж руководство резидентурой в Брюсселе перешло к Кенту. Однако, бывая в Бельгии, Треппер в разговорах со старыми друзьями тайком от Гуревича называл себя "главным резидентом", хотя подобное слияние двух разведывательных структур не было предусмотрено и санкционировано Главразведупром. А вот такой авторитет, как Вальтер Шелленберг, в своих мемуарах (в русском переводе они называются "Лабиринт") называет "главным агентом" именно Кента. - Авт.)

- В "Большой игре", - продолжает А. Гуревич, - много ошибок, но их надо долго и подробно доказывать. Я назову лишь вопиющие несуразности. Во французском издании в качестве приложения помещена фотокопия письма генерала Мюллера. В нем говорится: "В Марселе был арестован Кент (он же Винсент Сьерра, он же Виктор Суколов)", датированное 24 декабря 1942 года. Но легенду о том, что я - майор Советской Армии Виктор Соколов (а не Суколов), я разработал и сообщил в ГРУ только весной 45-го. Откуда мог знать ее Мюллер тремя годами ранее? Явная фальсификация. В русском издании, кстати, этой фотокопии нет. Или: Треппер публикует схему, согласно которой ему были подчинены даже руководители "Красной капеллы" Шульце-Бойзен, Харнак и Кукхоф. В действительности никакого отношения к нему Берлин никогда не имел. Это была самостоятельная организация антинацистского сопротивления (так утверждают в Германии). Ее руководители знать не знали о Треппере.

Автор "Большой игры" указывает на свои длительные контакты с начальником ГРУ Я.К.Берзиным. Мне это непонятно. Общеизвестно, что Берзин руководил военной разведкой с 1924 по 1935 годы, затем воевал в Испании. В июле 37-го он вновь возглавил Главразведуправление, но уже в сентябре был снят и вскоре репрессирован. Мог ли Треппер так часто встречаться с ним и тем более им ли он был направлен за границу в 1938 году?..

Обиды Гуревича легко понять. После возвращения в победном 45-ом он был арестован органами НКВД, якобы за измену, и провел в местах заключения 12,5 лет. Только в 1991 году удалось добиться полной реабилитации. Но до сих пор от него отворачиваются и ГРУ, на которое он работал, и Общество ветеранов разведки. Человек, объявленный предателем, а фактически преданный Родиной, более полувека отстаивает свою правду. И, увы, натыкается на упорное молчание хранителей ключей от секретных архивов.

Как разведчик разведчику...

- Вас допрашивал Мюллер.

- Как это было?

После ареста в Марселе меня в конце концов доставили в Берлин, во внутреннюю тюрьму на Принц Альбрехтштрассе. На первом допросе в кабинете начальника следственного отдела Штрюбинга один был в военной форме, а остальные - в штатском. Неожиданно для меня этот военный (по чину генерал) вскочил и резким тоном начал спрашивать Штрюбинга. Вы уверены, что именно этот юноша руководил крупнейшим в Бельгии акционерным обществом? Это он получал от нас заказы и на наши же деньги содержал свою резидентуру? Это он встречался с Шульце-Бойзеном?" Получив утвердительный ответ, Мюллер быстро вышел из кабинета. Он не смог спокойно отнестись к тому, что мне было тогда 29 лет.

- Персонаж Броневого похож на прототип?

- Нет. Мюллер был очень малоподвижен и замкнут. Солидный такой человек, весьма собранный. Всегда носил мундир генерала СС. По коридорам передвигался непременно с папкой в руках, а в тех случаях, когда меня проводили мимо, никогда в мою сторону не смотрел. Да и, присутствуя на допросах, в беседу не вмешивался. Надо отдать ему должное: он хорошо разбирался в людях. Поэтому сложно говорить о том, что офицер, подобный Штирлицу, мог заслужить его особое внимание.

Между прочим, я видел мельком и Шелленберга. Вот он удачно показан в телефильме "Семнадцать мгновений весны" артистом Табаковым: похож и по поведению, и внешне.

- Вы привезли в Москву начальника парижской зондеркоманды гестапо "Красная капелла" Хайнца Паннвица. Что это был за человек, и почему он решился на столь, казалось бы, безумный поступок?

- К сожалению, о нем сейчас у нас и за рубежом пишут разные вещи. Паннвицу был 31 год, когда я с ним познакомился. Сын железнодорожного рабочего, он мечтал о большой карьере. Хотел стать священником, но после прихода к власти Гитлера понял, что на этом поприще успехов не добьешься. Стал служить в полиции: сначала в криминальной, потом - в гестапо. Его приметил Гейдрих и взял с собой в Прагу. После убийства шефа именно Паннвиц возглавлял следственную комиссию. На его совести уничтожение Лидице и другие преступления. Сам Гиммлер вручил Паннвицу Железный крест.

Став начальником зондеркоманды, Паннвиц вскоре попал в сложное положение: сбежал Треппер, заслуживший абсолютное доверие прежнего руководства. Он был буквально в панике. К концу 1943 года многие, даже в СС, стали опасаться возможного поражения Германии. Паннвиц боялся попасть в плен к американцам или французам те могли выдать его чехословакам. Именно это толкнуло его на сотрудничество со мной - не в конце войны, как сейчас часто утверждают, а на исходе 1943 года. А оно помогло мне не допускать передачи в ГРУ дезинформации, спасти от ареста и смерти генерала Озолса, одного из руководителей Сопротивления Лежандра, скрывавшегося в подполье министра Виолетта, сбитого над Францией американского летчика и других.

В СССР не смогли воспользоваться знаниями и опытом Паннвица. Отбыв тюремное заключение, он, после нашего договора с Аденауэром, был отпущен в ФРГ, где получил персональную пенсию. Согласно опубликованным в США документам, сотрудничал с германской разведкой. У меня есть основания предполагать, что Паннвиц был близок и к американским спецслужбам.

- Жизнь "подарила" Вам как профессионалу редкую возможность на себе сравнить методы следствия в гестапо и в НКВД. Чем, к примеру, запомнился Абакумов?

- Сначала вот о чем. Должен признаться, что в гестаповских тюрьмах, в "камере смертников" парижской тюрьмы Френ, морально мне было легче - я со знавал, что меня преследуют за мою работу в пользу Родины. На Лубянке, даже в более-менее сносных условиях, я чувствовал себя полностью подавленным - опять-таки морально...

Относительно Абакумова. Виктор Семенович не имел особого образования, но держался довольно культурно. Когда меня после многочасового содержания в боксе привели к нему на допрос, он предложил мне сесть - правда, стул находился далеко от стола, за которым сидел он сам. И в его кабинете было полно людей, причем все (за исключением Меркулова) стояли навытяжку, почти не шелохнувшись. Спокойно, но и настойчиво Абакумов задал первый вопрос: "Когда и кем вы были завербованы, кем направлены в Советский Союз и с каким заданием?" Я ответил, что никем не завербован, задания ни от кого не получал, напротив, сам давно добивался скорейшей встречи со своим руководством и даже со Сталиным. Последнее особенно заинтересовало хозяина кабинета. Абакумов сменил тон на более доброжелательный (надо сказать, ненадолго).

Еще до прибытия в Москву мною был подготовлен подробный доклад на имя начальника ГРУ. Я писал в нем о подробностях своей разведывательной деятельности, в том числе и о причинах провалов и упущений.

Доклад был перехвачен "Смершем". Возможно, что Абакумов успел предварительно взглянуть на него. Мне он заявил, что я нужен НКВД "для уточнения интересующих органы вопросов" и что только от меня зависит продолжительность моего пребывания на Лубянке. В результате я четыре дня диктовал двум стенографисткам по 16-18 часов в сутки. В это время меня поили кофе, кормили обедами и ужинами явно не тюремного уровня.

Однако затем стенограмма не была приобщена к делу, следователь Кулешов при мне демонстративно рвал какие-то бумаги, и только после этого мне предъявили ордер об аресте, подписанный, в числе прочих, и Абакумовым. Отношение ко мне резко изменилось. Вот вам и методы следствия...

Интересно, что спустя годы один экземпляр стенограммы и сам доклад были обнаружены в личном архиве Абакумова.

Мелочь больше, чем жизнь

- Один серьезный журнал, поместив подборку документов о предвоенной деятельности ГРУ, озаглавил ее просто и ясно: "Разведчиков готовили по Энциклопедическому словарю".

- Так оно и было?

- Видите ли, это сплошная ложь. Правда, она могла возникнуть из показаний таких, как я. Мне, например, сказали, что я буду уругвайцем. Я в этой стране никогда не был. И среди сотрудников ГРУ таковых не оказалось. Пришлось пойти в Ленинскую библиотеку и там, по разным книгам и журналам, изучать Монтевидео, традиции и обычаи этой страны. В том числе и по энциклопедии. Но ведь это не было разведывательной подготовкой. Меня не готовили в разведчики, я должен был заниматься только обеспечением связи и приобретением паспортов. Сейчас многие спрашивают: как могло ГРУ посылать за рубеж таких, как Гуревич, как Макаров и др.? Макаров был подготовлен как радист и получил соответствующее образование, я был направлен с тем, чтобы потом в Стокгольме руководить филиалом коммерческой фирмы. И меня в этой сфере подготовили очень хорошо, об этом пишет Шандор Радо в своих воспоминаниях.

- Но случайности, грозящие провалом, стали преследовать Вас еще на родной земле. Именно о них Вы говорили в своем докладе руководству ГРУ.

Я там говорил не о недостатках ГРУ, а только о том, что случилось со мной. В первом случае вина не на разведке, а на "Интуристе". ГРУ заказало билет по маршруту Москва—Ленинград—Хельсинки. Он был мне выдан. Но, оказалось: в Ленинграде, для следования к пограничной станции, надо было приобрести обычный пригородный билет. Я к тому времени уже раздал на "чай" последние советские деньги и был вынужден носиться по перрону. Спасибо одному милиционеру, который выручил "иностранца". И сразу второй казус: я попал в вагон, переполненный иностранцами подлинными, чемоданы которых были забиты русскими матрешками и прочими сувенирами. В моем же - якобы у богатого путешественника, смена белья... Может, тут есть вина одного из сотрудников, который должным образом не проинструктировал меня. Но это не вина ГРУ в целом.

- Вас также не проинструктировали, что такое "шведский стол", и как-то раз в Хельсинки вы попали в щекотливое положение. В Брюсселе Вас "поселили" в гостинице, которая за пять лет до этого была пере оборудована в бордель. Обилие подобных накладок, ставящих под угрозу выполнение задания и жизнь агента, не вяжется с общераспространенной оценкой советской военной разведки как высокопрофессиональной организации.

- Дело в том, что уже в 1938 году, когда я вернулся из Испании и попал в ГРУ, большинство сотрудников там уже составляли чекисты, перешедшие в разведку из НКВД. Это сказывалось.

- В 1941 году Вы встретились с Шульце-Бойзеном и полученную от него информацию записали в блокнот симпатическими (невидимыми) чернилами. А они вдруг преждевременно проявились...

- Чернила сработали нормально, просто в вагоне было чересчур жарко. Как-то не предусматривалось, что они от жары могут произвольно проявиться. Когда я, вернувшись в Брюссель, обнаружил это, только и смог подумать: "О, ужас!" Ведь записана была информация огромной важности. Ее мог обнаружить любой пограничник или всегда сопровождавшие их гестаповцы - достаточно было не полениться заглянуть в блокнот "коммерсанта".

- Французский писатель Жиль Перро утверждает, что Вы устраивали для немцев "королевские" приемы. На них и происходил сбор информации?

- Приемы были нужны. Интендантская служба у меня собиралась - генералы, полковники. Я для них был коммерсантом, богатым простодушным иностранцем, не разбирающемся ни в политике, ни в военных делах. Гости выпивают, общаются, а я не пью (потому что не умел еще, молод слишком был). В полночь проходил к себе в кабинет, шифровал, на следующий день отдавал радистам.

Ту же поездку в Германию организовал следующим образом. Как президент АО получил приглашение ряда фирм в Берлине и Праге. Знакомый майор-интендант помог достать визы. Но в вагоне будут немцы, и как они отнесутся к иностранцу? Хотелось рассеять их подозрительность. За несколько часов до отъезда устроил проводы, и потом все гости, большинство из которых - в офицерской форме, отправились со мной на вокзал. Для страховки, при пограничном досмотре, "случайно" забыл в паспорте пропуск на беспрепятственный проезд по территории Бельгии и оккупированной Франции, скрепленный красной печатью гестапо. Когда пограничники увидели ее, то козырнули мне.

- Современная разведка на 99% основана на электронике.

- На приемах в Вашем доме использовались "жучки"?

- Нет. У меня отличная память, все фиксировал у себя в голове. Только время от времени выходил в уборную, чтобы кое-что там законспектировать.

Конец операции "Резидент"

Если бы в разведке, как в спорте, регистрировались рекорды, то Кенту принадлежали бы, по крайней мере, три из них. Первый - радиоигра "гестапо-Главразведупр" и успешная вербовка ее руководителя Паннвица. Аналогов в практике мирового шпионажа нет. Второй - информация о смене планов немецкого командования и о подготовке им главного удара в 1942 году на Кавказе, за которую разведчик получил благодарность Верховного главнокомандующего (именно она записывалась "невидимыми" чернилами), ушла в Москву раньше, чем соответствующая директива была подписана Гитлером. И, наконец, третий - в тюрьмах и лагерях своей страны он сидел в пять раз дольше, чем в застенках врага. Капитан военной разведки Анатолий Гуревич стал жертвой интриг двух спецслужб, каждой из которых срочно требовался "стрелочник для оправдания своих ошибок и упущений. Роковой выбор пал на него.

У Кента нет ни одной боевой награды.